Каша (читать с серьезным выражением лица)

Карана – очень интересная страна. Здесь много шумящих водопадов и неисследованных пещер. Вот в одну из них я и забралась, видимо, для того, чтобы упиваться своим одиночеством. Мощный луч фонарика высветил уходящий ввысь свод пещеры и рассыпался мириадами искр, встретившись со сталактитами.
Сей факт меня немного смутил: обычно эти штучки находятся подальше, где темно и влажно, а не у самого входа. Мои размышления прервал детский голосок:
- Хрум-хрум.
Я резко опустила голову, шейные позвонки возмущенно хрустнули. Освещенный солнечным светом у входа в пещеру стоял малыш в ходунках. Здоровенький такой, упитанный, с мясистыми ручонками, вцепившимися в бортик.
- Хрум-хрум, ням-ням, - настойчиво повторило это чудо.
Я почему-то осмотрелась по сторонам.
Малыш засеменил ножками и, остановившись в двух метрах от меня, снова рявкнул: «Ням»!
Я развела руками:
- Ну, я то-то тут при чем? Хочешь «ням» – ищи родителей.
Он порывисто преодолел еще метр и широко улыбнулся во все свои сорок три акульих зуба: «Нр-р-я-м».
Я отскочила:
- Парень, тебе к дантисту надо.
Я попыталась его обойти, но он, быстро семеня ножками и скрипя колесиками, преградил мне путь к отступлению. Честно-честно, я собиралась тихо-мирно выйти из пещеры и поискать родителей феномена. Но у ребенка были другие планы: не скрывая своего оскала, он вдруг издал глубокий горловой звук, и по его подбородку потекла тягучая белая жижа.
-Фу-у, - вырвалось у меня.
Малыш пальчиком подхватывал капли и снова запихивал их в рот, довольно причмокивая. Словно цунами на серфингиста на меня вдруг накатила вся неестественность и нереальность происходящего, вынудив сначала попятиться, а затем и побежать в глубь пещеры.
Луч трясущегося в моей руке фонарика плясал по стене. Я не знала, куда бегу, но в ушах все еще оставался детский голосок «хрюм-ням, хрюм-ням-хрюм», а перед глазами – живописная картина стекающей по подбородку белой кашицы.
Наконец, я оказалась в некоем подобии зала, откуда-то сверху падал снег. Но остановилась я не поэтому, а потому, что путь мне преградила группа молящихся. Они стояли на коленях, что-то бормотали и поминутно касались лбом пола. На стене перед ними весело большое белое полотно. Ни фотографии, ни какой-либо религиозной символики я не заметила.
Возвращаться назад не хотелось. Поэтому я решила попробовать обойти зал вдоль стены. Откуда-то сверху продолжал падать снег, странные люди молились простыне, глупое эхо повторяло ненормальные звуки ненормального ребенка, а я изо всех сил старалась слиться со стеной.
Я прошла около двух метров и вывалилась в какой-то ход. Не без труда поднявшись на ноги, первым делом я проверила фонарик: стекло вылетело, но лампочка горела. Я решила двигаться вперед. Внезапно кто-то схватил меня под руки, поднял и понес.
От шока на несколько секунд я потеряла способность двигаться. Когда же, наконец, пришло время дико орать и дрыгать ногами, меня так же внезапно вернули на землю.
- Присаживайся, дочка.
На розовой подушке в позе лотоса восседал древний старичок с длинной жиденькой седой бородкой.
Я резко обернулась, но за спиной никого не было.
- Спасибо, постою, - задумчиво проговорила я.
- Тогда выбирай, - он широким жестом указал на внезапно появившийся столик с тремя фесками.
- Я такое не ношу, да и вообще, покупать сувениры не понятно где и не понятно у кого негигиенично.
- Но это не сувениры, деточка, а символическое обозначение выбора, - он почесал кончик носа, - ну, типа, «за какой дверью» или «в какой коробке».
Я всем своим видом попыталась изобразить понимание и сочувствие:
- Ладненько, давайте я тихо пойду своей дорогой и не буду мешать вам играть, можете, кстати, попробовать «русскую рулетку» – из этой же серии.
Я действительно хотела покинуть этого старичка, но кто-то снова схватил меня за руки. Сам же дедушка вдруг страшно нахмурился, изо рта у него потекла слюна:
- Выбирай, жалкое подобие человека, или можешь распрощаться с завтраком! – Он стал поочередно указывать на фески и называть их. – Яичница, булка, каша. Яичница. Булка. Каша. Каша, булка, яичница. Булка, яичница, каша.
К сожалению, я снова потеряла дар речи, а то бы вспомнила все междометия тети Сары, когда она встречает дядю Колю в день зарплаты.
- Так ты будешь выбирать? – угрожающе прорычал старичок.
Не дождавшись ответа, он поднял одну из фесок, и на стол смачно шлепнулась дымящаяся глазунья из двух яиц. Под второй оказалась толстая ватрушка. Я с ужасом уставилась на третью феску.
Дедушка откинул голову назад и громко захохотал, потом, не отрывая взгляда от моего лица, поднял третью феску. На столе вырос акуло-малыш в ходунках, он спрыгнул и, продолжая хрумонямкать, покатил в ту сторону, откуда пришла я. Вместо следов он оставлял белые лужицы.
Старичок закрыл рот и явно придумывал какую-то гадость, но осуществить ее ему не удалось: свистящая стрела вошла в его левый висок и выскочила в правом.
Оковы с моих рук тут же спали. Откуда-то появились несколько человек с транспарантами и оружием.
- Пойдем с нами, жертва крупяного изделия, - предложил мне мужчина с арбалетом в одной руке и широкой белой повязке на другой.
- А вы кто? – устало поинтересовалась я, направив на него луч фонарика.
- Мы – деятели Белой революции! – торжественно провозгласил он.
Остальные поддержали его дружным улюлюканьем.
- А вы за кого?
Мужчина задумался:
- Ни за кого, - наконец признался он, - мы против, против засилья Манной каши.
- Ладно, только уточните: вы против только каши, а то из манки еще запеканки и пудинги делают?
Он обернулся на своих, а потом пообещал: «только против каши»!
- Тогда я с вами!
Мужчина протянул мне хлыст:
- Держи, революция должна быть хорошо вооружена. Все, будьте наготове, где-то рядом проводит службу секта «Манка небесная».
«Все» снова ответили улюлюканьем.
Вот так я вступила в ряды Белой революции под предводительством Чегеманы.
А теперь внучики, пойдемте я вам кисель на завтрак сварю, чтобы зубки были крепкие да острые.